Biznes Time by Oaken Chariot

What is the sound of the Russian dub? There is a storied history of attempts to adapt roots music to Russian soil, but most of them can be attributed to reggae (the so-called ‘northern’ variety) rather than dub. Gost has a history with the town of Smolensk. It’s home to Gamayun, whose great album Filterealism was released on our label last year. Now Anton, one of Gamayun’s members, presents his new duo Dubovaya Kolesnitsa (The Oaken Chariot). In his words, it has no connection to his other band at all and is an attempt to go back to the roots of a genre that doesn’t truly exist.

The Russian word for oak, ‘dub,’ looks exactly like the genre, and the chariot emerged from the name for the group’s jams – ‘telega’ – which can be translated as a cart. All the music here is the result of live improvisations: no samples, just instruments (notably Vasiliy Shilov's bass). These recordings have been slightly edited, and even the almost indecipherable texts are freestyle. There’s no place for real riddims in Russian dub: sometimes this record sounds like something akin to dub variations on underground Russian hip hop (and we mean that in the best possible way).

We should also remember that dub and reggae (and hip hop as well) all started as the voice of people. The voice of those who are always in the minority and try not to be silent. The most prominent dub producers and reggae performers were against hierarchy, imperialism, and colonialism — and their music was born out of the desire to protest against it. As Anton puts it, Oaken Chariot, the “Russian mutation of dub,” is an attempt of voicing the concern. And he links this attempt to a historic Russian tradition of Foolishness for Christ, also known as yurodstvo. The “fool” in question is not naïve at all; he’s trying to seem lunatic on purpose. For Anton, the music of Oaken Chariot is a rebellion with a cut-off tongue. Here, illegible speech, full of inarticulate sounds, is a sign of the inability of the statement. But this inability represents a statement itself that is inevitable.

Yet, the music of Oaken Chariot is genuinely fun, free, and mesmerizing (like the happenings of holy “fools”), but we could also approach it more conceptually. Theoretician Michael E. Veal describes dub as a ‘postsong’, taking the form of “linguistic, formal and symbolic indeterminacy.” The duo’s faintly eerie compositions call back to the notion of musical hauntology. There is an attempt, without any direct references, to reconstruct the feeling of something that was never there at all. A little nostalgic and very forward-thinking at the same time, the music of Oaken Chariot is best described in its own words. In the opening track, a voice can be heard saying “eto delo v lob,” which means something like “it’s a straight-on thing.” This is very direct, almost in the vein of folk music. This is a great – and, it must be said, successful – experiment in searching for the soul of Russian dub. Simple as that.

_________________________________________________________

Как звучит русский даб? Нам известны многочисленные попытки адаптировать корневую музыку на русской земле, но большинство из них можно было причислить к так называемому северному регги, но не дабу. У ГОСТа есть давние связи со Смоленском — именно там находится коллектив Gamayun, чей альбом «Фильтреализм» мы выпустили в прошлом году. Теперь Антон, участник Gamayun, представляет свой новый проект «Дубовая колесница», который, впрочем, по его словам, не имеет никакой связи с другой его группой, помимо его участия, и пытается вернуться к корням жанра, который никогда толком не существовал.

«Дуб» созвучно с «дабом», а «колесница» возникла из того, как дуэт называл свои импровизации — «телегами». Все, что вы здесь услышите, возникло из живых импровизаций: никаких сэмплов, только инструменты (особо стоит отметить бас Василия Шилова). Записи были лишь слегка отредактированы: даже слегка неразборчивые тексты это фристайлы. В русском дабе нет места настоящим риддимам — и иногда голос тут звучит практически как даб-версии подпольного русского хип-хопа (безусловно, в лучшем смысле этих слов).

Мы должны также помнить, что даб и регги (как и хип-хоп), были изначально голосом народа. Голосом тех, кто всегда находился в меньшинстве — и при этом пытался не молчать. Выдающиеся даб-продюсеры и исполнители регги выступали против иерархии, империализма и колониализма — и их музыка рождалась из желания протеста. Как об этом говорит Антон, «Дубовая колесница», «даб, переживший российскую мутацию», это попытка высказать свое беспокойство. Он сравнивает ее с давней русской традицией юродства. Юродивые вовсе не были наивными, они намеренно пытались походить на помешавшихся. Для Антона музыка «Дубовой колесницы» это бунт с отрезанным языком. Здесь неразборчивая речь, полная нечленораздельных звуков — это символ невозможности высказывания. Но эта невозможность и есть высказывание, и оно неизбежно.

И вместе с тем музыка «Дубовой колесницы» по-настоящему свободна, весела и, конечно, погружает в себя (как и «перформансы» юродивых), но мы можем подумать о ней и в более концептуальном ключе. Теоретик даба Майкл Э. Веал отмечает, что даб — это постпесня, которая состоит из «лингвистической, формальной и символической» неопределенности. Слегка непривычная музыка дуэта напоминает нам о понятии музыкальной хонтологии: они не используют отсылки к другим композициям жанра, но воссоздают ощущение того, чего у нас никогда не было. При этом, несмотря на одновременную ностальгию и современность этой музыки, она может быть с легкостью описана цитатой из альбома: в открывающем треке здесь говорят «это дело в лоб». В первую очередь, это очень понятная, практически народная музыка. И это отличная — и, надо сказать, удачная — попытка найти звук русского даба; вот и всё.